Осколки империи

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Осколки империи » Отыгранное » Пока молчат пушки


Пока молчат пушки

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Дата:
Место: королевское поместье недалеко от столицы.
Участники: Вольфганг ван дер Марк и Изабель де Рубьелос.

0

2

- Не составите ли вы мне компанию в прогулке по саду, Ваша Величество?
Великий герцог Бергмарка гостил в Айтане уже больше недели, но лишь сейчас вдовствующая королева смогла улучить момент для того, что со стороны легко можно было принять за частную родственную беседу. Изголодавшийся за полгода траура айтанский двор, казалось, совсем не оставлял для подобных вещей возможности: каждый день происходили то охоты, то торжественные процессии, то речные прогулки на сотню человек, то рыцарские состязания. А в этот вечер настала очередь увеселительного застолья, которое устраивал в честь своего доброго дядюшки сам король.
Под вечер, насытившись изысканными яствами от искусного повара, уроженца Вольных городов, гости перешли в разбитый по последнему слову моды регулярный парк, чтобы полюбоваться фейерверками под аккомпанемент музыкантов, и Изабелла наконец решилась подойти к брату, не без оснований опасаясь, что второго такого случая, когда герцога Бергмарка не будут окружать желавшие чего-либо от него добиться, может не представиться. Точнее, случай, может, и представится, а вот хватит ли у неё на это мужества...
Формально к королеве не могло быть никаких претензий - жёсткий церемониальный траур снимался на время визита лишь частично, она всё ещё должна была довольно жёстко ограничивать себя в появлениях на публике (справедливости ради, не испытывая от этого особых страданий), но с учётом царившей последнее время при дворе обстановки подобное затворничество могло обойтись весьма дорого. Если не для неё, то для её детей. Страшно представить, до чего могли договориться некоторые государственные мужи, особенно с учётом сильно охладевших отношений между и до этого не самых любящих друг друга союзников! А в чём состоит её долг перед семьёй, Изабелле разъяснили давно. Не совсем понятно только было, перед какой именно семьёй...
- Надеюсь, вы ещё не жалеете о своём визите? - то ли в шутку, то ли всерьёз промолвила королева, когда брат дежурно подставил ей локоть перед тем, как повести в сторону уединённой аллеи.  - Местное гостеприимство порой... не знает меры.
Всё тот же мягкий голос, будто успокаивающий. Сухие тёплые пальцы. Спокойный тёплый взгляд. Казалось, Изабелла почти не изменилась с момента своего отъезда из Бергмарка, если не считать тех, что оставили долгие годы, проведённые вдали от родины, а вот Вольфганг... Он перестал был похожим на брата, которого она знала, уже очень давно, но именно сейчас это чувствовалось особенно остро. Может, потому что именно сейчас она нуждалась в нём так, как не нуждалась уже очень давно. А может, потому что слишком остро стала чувствовать одиночество, и тоска, всякий раз мешавшаяся с чувством вины, рвалась на волю. Стоило признать, что справляться со своими чувствами и страстями получалось гораздо легче, когда брата не было перед глазами.

0

3

Герцог был раздражен, это раздражение копилось в нем с самого утра. Он находился в этой оставленной Создателем стране, уже девять дней и в покое он был оставлен только в день приезда. Остальные дни превратились в какой-то водоворот приемов, балов и прочих торжественных мероприятий, будь герцог понаивней, он мог бы решить, что все от того что айтанцы счастливы его видеть, но наивным правитель севера не был. По этому предпочитал считать, что южане просто любое событие превратят в шумную, аляповатою попойку. Все это по итогу привело к тому, что Вольфганг ван дер Марк третий этого имени, Великий герцог Бергмарк, великий лорд Рассветных островов, король Южного Бергмарка, король-протектор Матонго, герцог Этта, вице-канцлер Магрезе, с утра проснулся с чувством недостойным монарха и аристократа, у него было похмелье. Все утро его мутило и пришлось прибегнуть древнему способу излечения, то есть выпить, потому как никакие эликсиры или отвары ему не помогали. А еще он прекрасно понимал, что вечером все повторится.
Интуиция Вольфганга не обманула. Все было как всегда. Экзотичная для бергмаркцев кухня, которая лично у Вольфганга энтузиазма не вызывала, сомнительные развлечения, ужасная музыка. Но была вещь в разы хуже выше перечисленного, это общение. У великого герцога сложилось ощущение, что он познакомился уже со всем дворянским сословием Айтаны, но каждый день находился кто-то новый. Особенно много было среди новых знакомств, девушек разной степени юности, что было не удивительно, монархи-вдовцы на дороге не валяются. Причем их не останавливала ни его иронично-саркастичная манера общения, ни его фривольные шутки на грани допустимого, видимо слава о айтанских девушках как очень набожных и благочестивых была сильно преувеличена, в принципе самой набожной и благочестивой, судя по всему, была вдовствующая королева. Вспомнив о сестре, великий герцог чуть не сплюнул от досады.
- Все в порядке ваше величество? – Мягкий знакомый голос вывел монарха из задумчивости.
  - Все даже лучше чем ожидалось Раймонд. Сегодня меня представили всего трем потенциальным невестам.
- Удивительно, даже у меня больше. – Раймонд де Молло второй виконт Бренн мягко рассмеялся. – А я всего лишь виконт.
- Виконт, друг Великого герцога, а еще и дьявольски красив. – Вольфганг мимолетно коснулся его руки. -  На самом деле, я просто удачно спрятался за беседой с каким-то церковником.
- Осмелюсь предположить, что уважаемый служитель церкви, завернул разговор о политике в обертку богословской беседы? – Дождавшись утвердительной усмешки, виконт спросил. – А вы уже говорили с сестрой, милорд?
- С королевой-регентом. – Великий герцог подчеркнуто не назвал ее сестрой. – Нет, она меня кажется, избегает.
- Тогда смею вам заметить, что дела ее партии не так хороши, как может показаться и как они сами думают. Пока она соблюдала траур, что конечно очень правильно выглядит, оппозиция развернула бурную деятельность, что конечно грешно, но церковь на их стороне и грехи им отпустят.- Виконт де Молло знал, о чем говорить, кроме дружбы с королем у него была еще и служба, а служил он в тайной канцелярии его герцогского величества Вольфганга III. – Позвольте мне спросить милорд. – Дождавшись кивка, он продолжил. – Вы рассчитываете сделать Айтану нашим добрым другом, но как это будет выглядеть, в Бергмарке учитывая историю.
- Как и что будет выглядеть, решать буду я. Но запомни одно Раймонд – Вольфганг улыбнулся. – у Бергмарка нет, постоянных друзей и постоянных врагов, у Бергмарка есть постоянные политические интересы. А теперь оставь меня, я хочу побыть один.
- Конечно, ваше величество. – Виконт поклонился и отступил в тень.
Но одиночеством ему насладится, конечно же, не удалось. Краем глаза он уловил движение и повернувшись увидел как к нему приближается его сестра. Его сердце словно сжалось от застарелой обиды и боли. Он смотрел на нее и словно не видел, он была так похожа на его Эльзе, но одновременно была совершенно другой, чопорная, благочестивая, правильная, аж до зубовного скрежета, айтанская вдова, так не похожая на человека который был дороже ему дороже всего в жизни. Ему захотелось закричать, ударить ее, но он вежливо улыбнулся.
- С удовольствием ваше высочество. - Дежурная вежливость, словно у него был вариант отказаться. Некоторое время они шли молча. Услышав ее вопрос, он покачал головой. – Жалость подразумевает, что у меня были приятные ожидания, и они не сбылись, но это не так, мои ожидания вполне оправдались. – Она держала его под локоть, была так близко, и он вновь почувствовал себя странно, он чувствовал что-то не объяснимое, что раньше с ним не бывало в присутствии женщин, то же самое он испытывал и тогда в их юности. – Только ли гостеприимство ваше величество? Я буду благодарен, если мне покажут в Айтане, хоть  что-то не слишком.

0

4

Если что и осталось неизменным со времён их детства, так это отношение Эльзе к злым замечаниям, на которые брат никогда не был скуп. Она не умела воспринимать их близко к сердцу ни тогда, когда он и правда изо всех сил старался быть ласковым с сестрой, ни даже сейчас, когда всем своим видом показывал, что лишь требования приличий и условности заставляют его идти под руку с айтанской королевой. Тем более, что некоторые причины для раздражения она понимала прекрасно: сама привыкала к этой стране не день и не два.
- Тут поможет лишь смирение, благодетель, которой обделил нас Благой брат...
Вольфгангу раньше редко доводилось слышать подобные советы от сестры, а вот жест, которым она подкрепила свои слова, чуть сильнее сжав его локоть, должен был быть знакомым очень хорошо - Эльзе всегда делала так на людях, когда хотела успокоить, или утешить, или попросить быть хоть самую малость посдержаннее, а вокруг было слишком много посторонних людей. Только вот на этот раз они были совсем одни.
- Впрочем, не стану скрывать, ваш визит стал глотком свежего воздуха для истосковавшейся по веселью молодёжи, - чуть извиняющимся тоном, будто была повинна в смерти мужа, добавила Изабель и снова примолкла - вести светскую беседу ни о чём с тем, с кем раньше не стеснялась обсудить даже мозоль на пятке, получалось из рук вон плохо, а заговорить о главном отчего-то казалось чуть ли не бесстыдством, будто она хотела использовать того, чьё доверие когда-то бессовестно предала. Хотя, почему "будто"? Если их покойный отец и был прав хоть в чём-то, так это в том, что она тогда чуть не погубила не только себя, но и всю семью.
- Я правильно понимаю, что "гостеприимства" нашего архиепископа вы избежать тоже не смогли? - Так и не придумав, как поинтересоваться об этом более дипломатично, Изабель спросила можно сказать в лоб. О том, что монсеньор де Кааманьо практически прямо угрожал и требовал во время вчерашнего обеда в честь гостя у себя в поместье, ей уже доложили. Зная не понаслышке о скверном характере упрямого старика, и правда считавшего, что ради пары обозов с церковным добром на другом краю света стоит наживать себе могущественного врага, королева была благодарна Вольфгангу уже за то, что до сих пор не взорвался, не наговорил непоправимого и почти не выходил за рамки приличия. Раньше она без труда бы сказала, что брат задумал или решил по тому поводу, тогда как теперь...
- Если возвращаться к вашему вопросу, то, слава Создателю, далеко не все тут пекутся о каждом потерянном сундуке так... "слишком".
Наверное, и об этом брат был в курсе. Иначе не отправился бы в такую даль, если б не был готов к переговорам с теми, кто готов пойти на уступки. Только вот нужны ли они ему именно от сестры? От этой мысли и от того, что винить в сложившейся ситуации можно было только себя, в груди снова что-то сжалось. От следующей мысли о том, что когда-то они были на "ты", хотелось заплакать. Слава Благому Брату, что контролировать свои слёзы Изабель научилась мастерски и очень давно.

0

5

На лице Вольфганга не отражалось никаких эмоций, все та же холодная вежливость, легкая тень надменности, взгляд абсолютно уверенного в себе человека, прекрасно понимающего насколько он выше большинства окружающих по социальному статусу, чуть саркастичная улыбка. Понять,  что он сейчас чувствовал, было невозможно, не самый эмоциональный с детства, с годами он прекрасно научился прятать себя за маской, он рано узнал, что такое предательство и привык прятаться. Он прекрасно знал, что он не такой как все, и прекрасно знал, что далеко не каждому можно доверить эту тайну. Грех жил в нем, разъедал его, порочность, порождавшая одиночество, или все-таки порожденная одиночеством. Герцог искренне ценил и оберегал тех немногих людей, с которыми был близок и жестоко мстил за любое предательство.   В определенных кругах, о мстительности и жестокосердии правителя Бергмарка ходили легенды и жуткие слухи. Которые на самом деле были правдой лишь отчасти, да он был мстителен как демон, но вот садистом не был никогда.
- Умоляю, прекратите Ваше Величество. – Великий герцог сделал жест рукой, словно прося ее остановится. – Мне горько видеть, что вы так прониклись местной ересью, находясь так долго вдали от родины. - Его безумно раздражала эта показная скромность и религиозность, хотя при мысли, что она может быть не показная, он раздражался еще больше. – Мне хотелось бы избежать богословских тем, я уверен, они очень понравятся вашему монсеньеру архиепископу, а я к своему счастью не Эггерик Богослов, и теологические диспуты не приносят мне радости. – ван дер Марк конечно почувствовал жест сестры, но абсолютно не понимал, что она хочет ему сказать, и почему он должен быть посдержанней.   
Великий герцог вообще не любил ни слушать, ни тем более говорить о Благом брате, нет он конечно хранил лицо, соблюдал все положенные ритуалы, по крайней мере внешне и даже верил в Создателя, но совершенно не верил церковникам, он слишком хорошо их знал и понимал, что по сути своей, подавляющее большинство из них, такие же люди как и их паствах, и страстями они одержимы такими же мелкими и грязными. К тому же он считал себя хорошим правителям и не верил, что Благой брат настолько жесток, что там в посмертии, все его благие дела перечеркнет только то, что он позволил себе любить того кого хочет. Если создатель настолько жесток, чтобы карать за любовь, то пусть катится в бездну.
- Я рад, что пусть и невольно смог принести жителям этого прекрасного королевства радость.- Судя по тону северянина, это была последняя радость, на которую могли рассчитывать айтанцы. Помолчав он сварливо продолжил: - А здесь, что все еще популярны рыцарские состязания? То есть люди, которые считают себя просвещенными, надевают на себя металлические ведра и тычут друг друга деревянными тупыми копьям? – Мужчина покачал головой. – Пару дней назад какой-то молодой маркиз спросил, буду ли я участвовать в состязании, видимо хотел вызвать на поединок. – Вольфганг усмехнулся. – Я спросил его, могу ли я заколоть его на месте или ему обязательно нужны зрители? Кажется, он оскорбился, зато я развеселил племянника.
А потом случилось то, что можно было предсказать, его сестра перешла к делу. Что же это было ожидаемо, ведь общих тем для разговора у них видимо больше не было, а своя рубашка ближе к телу.  Хотя она права, о чем еще она могла с ним разговаривать. Все что считала нужным сказать ему, Эльзе написала в письмах, тогда целую вечность назад. Она считает его чудовищем, и он это знает. И все равно, он испытал укол боли.
- Да, я гостил у монсеньора, – он сделал паузу и неожиданно резюмировал, - забавный старик, жалко только годы взяли свое, и ему все тяжелее излагать свои мысли. – Его королевское величество знатно позабавили, все эти банальные дипломатические обороты и пустые угрозы, архиепископ слишком застрял в политике своей страны и явно пропустил, потепление отношений между Бергмарком и благим престолом, благой отец Иеремия IV явно не будет ссориться с северным соседом, ради интересов вздорного старикашки и понижения пошлин. – Зато он внимательно выслушал озабоченность Бергмарка ситуацией в колониях. – Еще бы он не выслушал, когда Вольфганг сорок минут не давал вставить ему и слова. – А вот сегодня я поговорил с епископом Альфонсо Варелой. Он показался мне на редкость дельным человеком. – Мужчина не собирался подслащать сестре пилюлю и радовать ее надеждами, что с церковниками он точно не найдет общего языка.
Минут пять они шли молча, Вольфганг смотрел на небо и мысли его были далеки от политики, он думал о звездах, почему небо, которое одно на всех, такое разное везде, красивое, но такое неповторимое. Всегда можно отличить родное небо от чужого и если даже небо изменчиво, так что же говорить о людях.
- К сожалению, Ваше Величество, Бергмарк не настолько богат как Айтана и мы вынуждены считать те не многие сундуки, которые есть в нашем распоряжении. – Задумавшийся о небе и его красоте, Вольфганг, говорил о бедности своей страны без привычного всем северянам энтузиазма. Недаром ведь в ходу была поговорка: «Если Бергмарк не смог утопить мир в крови, он затопит его своими слезами». – Так вот, если ваша прекрасная страна не имеет привычки внимательно пересчитывать свои сундуки, я не понимаю причины такого возбуждения от того, что несколько ваших сундуков стали нашими на совершенно законных основаниях.

0

6

Где-то в отдалении послышались глухие удары, вслед за которыми ночное небо расцвело разноцветными огненными шарами - начался фейерверк, ради которого гости и вышли в сад. Изабель невольно обернулась, отметив, что они с братом довольно далеко отдалились ото всех вглубь парка, и что, возможно, скоро кто-нибудь спохватится и начнёт их искать, и от этой мысли вдруг стало не по себе, будто их снова обвинят в самом страшном грехе, который только можно измыслить. А следом подумалось, что последний раз наедине она была с Вольфгангом как раз тогда, когда...
Королева решительно тряхнула головой, будто таким образом можно было отогнать постыдные воспоминания. Отпустила локоть брата, словно опасаясь внезапного появления восставшего из гроба отца, и опустилась на так кстати оказавшуюся у одной из куртин каменную скамейку.
- Уверяю вас, Вольфганг, местная ересь ни капли не отличается от любой другой, хоть слауширской, хоть бергмаркской, собственная мошна интересует любого епископа вне зависимости от того, кому и как он бьёт поклоны.
Сказав это, Изабель вдруг отчётливо осознала, как устала за последние полгода. От необходимости изображать неизбывную скорбь по тому, по кому она всего-лишь скучала. От необходимости объяснять упрямому недорослю то, что раньше можно было просто приказать. От необходимости юлить, изворачиваться и уговаривать, чтобы добиться элементарных, как ей казалось, вещей. От вечного беспокойства за сына, за будущее дочерей, за себя, в конце концов, потому что история знавала немало случаев, когда вдовствующая королева заканчивала свои дни в каком-нибудь забытом Благим братом монастыре. Вот и сейчас, ей бы порадоваться, что брат не испытывает к молодому королю и сотой доли той неприязни, что доставалась королю покойному, да мешали новости о чересчур деятельном Вареле. Вот уж кто точно не будет тратить время ни на бесконечные прогулки и балы, ни на пустые угрозы. И кто спит и видит, как бы избавиться от королевы-еретички.
- Хотела бы я сказать, что мне нет дела до треклятых сундуков, но их считают все и всегда, а значит, приходится и мне. - Эльзе вздохнула так, будто и правда проводила дни за амбарными книгами, и наконец решилась посмотреть на брата прямо, хоть в полутьме парковой аллеи разглядеть лица было уже довольно трудно. - Через полгода Карлосу исполнится шестнадцать, и, хоть я и надеюсь не утратить на него влияния, решать сама и напрямую больше не смогу. Как любой в его летах, мой сын молод и излишне горяч и может совершить непоправимое, поддавшись уговорам тех, кого волнуют лишь нажива да жажда крови, а не благо государства, не важно, какого именно.
Изабель не стала добавлять, что благо Бергмарка волнует её если и меньше, то не намного, чем благо Айтаны. И дураку было бы понятно, что брат не поверит. Но даже от столь малой откровенности на душе стало легче. А ещё (хоть это и было во многом по-женски наивно) отчего-то теплилась надежда, что Вольфганг пусть самую малость, но считает её сына членом своей семьи. Жаль только, что также не поверит, что движут сестрой не только корыстные интересы.

0

7

От Вольфганга не скрылось, как дернулась его сестра, как оглянулась по сторонам, успел он увидеть и страх промелькнувший на ее лице. Рука привычно дернулась к палашу на перевязи, но оружия при нем не было, не то место где стоит щеголять шпагой. Великий герцог оглянулся в поисках опасности. Но уже несколько мгновений, и бергмарец понял, что опасность это он, это его боится собственная сестра. Он смотрел на небо и не видел фейерверка, Вольфганг сжимал и разжимал кулаки в надежде совладать с собой и успокоится.
- Красивое зрелище. Правда, мы в Бергмарке предпочитаем расходовать порох по его главному назначению.
Он знал, что его слова можно принять за завуалированную угрозу, этого на самом деле он и добивался. Внутри снова проснулось это ощущение засасывающей пустоты. Тьма, поселившаяся в его душе восемнадцать лет назад, зашевелилась, разбуженным голодным псом.
- Мне жаль, что ты называешь истинную веру, веру наших предков ересью. – Вольфганг по привычке осенил себя знаком Создателя.
Великий герцог не сел рядом с вдовствующей королевой, а продолжил стоять, смотря на женщину сверху вниз. Его сердце сжалось от боли, захотелось обнять, провести рукой по волосам, как тогда в их детстве, утешить, защитить, но это было не возможно.
- Мне больно видеть, во что тебя превратила эта страна Эльзе, тебя словно подменили. – И в этом была вина как раз Вольфганга, вот только признаться в этом ему было невыносимо. – Ты не моя сестра.
Правителю севера вообще было сложно понять, зачем он здесь в Айтане. Увидеть сестру или племянника не было его целью, видеть Эльзе ему было больно, а племянник был не то чтобы дорог. Мир с Айтаной тоже не был его мечтой скорее наоборот Вольфганг желал оценить обстановку и посмотреть чем можно поживится. Его толкало вперед проклятие ван дер Марков, их не зря называли драконами, они, как и эти величественные короли небес, могли жить, только пожирая, ван дер Марки чувствовали себя комфортно, только пока переваривали то, что отняли у других. Так было всегда, так святой Марк принял чужую веру и, заручившись поддержкой чужаков, поработил соседние племена, так Вольфганг Разрушитель империи разбил фундамент под тысячелетним государством, чтобы получить свободу. Жажда власти, земель, денег, крови, вот что веками толкало их вперед.   
- Я что-то запутался, считаете вы сундуки или нет. – В голосе прорезалось раздражение. – В любом случае со своими сундуками делайте, что хотите. Главное не забывайте пополнять сундуки Бергмарка когда плывете на север.
Вот они и добрались до главного блюда, этой совсем не вкусной семейной трапезы. То ради чего его сестра смогла преодолеть отвращение и страх перед братом. Что же хотя бы за это он должен ее уважать, но вот помогать он не собирался, точнее не собирался помогать просто так ради родственных чувств, по его мнению, они эти самые чувства не стоили и пары талеров.
- Печально, что молодость приходит в столь раннем возрасте. – Вольфганг усмехнулся, молодой король был Бергмарку только на руку, его папаша, был тем еще ублюдком, но в выдержке и уме ему было сложно отказать. – Но тут я ничем помочь не могу, он сам повзрослеет, если успеет, конечно. – Его величество специально не выбирал выражений. – Ваше Величество, вы хотите, что бы я в ущерб своей стране, решил ваши проблемы. Причем за эту услугу я не получу ничего. – Герцог покачал головой и в ушах качнулись серьги с крупными рубинами. - Вы давно не были на родине, иначе помнили бы, что там, откуда мы оба родом такие предложения вызывают лишь улыбку. 
Великий герцог чувствовал себя совершенно разбитым и смертельно уставшим. Ему хотелось оказаться как можно дальше от сестры и этого всеобщего неуместного веселья. Он сделал несколько шагов в сторону выхода из аллеи, но потом, вздохнув, остановился и подал сестре руку.
- Давайте я провожу вас Ваше величество, уже поздно, и я предпочел бы отдохнуть от вашего странного айтанского гостеприимства. –  Уже направляясь  назад к замку, Вольфганг, словно нехотя произнес. - Единственный бесплатный совет, который я могу вам дать, как правитель правителю. – Он снова помолчал. – Казните их, казните, пока они не успели сделать это с вами.

0

8

Вольфганг говорил важные, очень важные вещи. К ним стоило прислушиваться, они должны были внушать если не страх, то очень серьёзное беспокойство. Слава Благому Брату, он всё ещё не мог врать сестре в лицо, пусть даже и был вынужден вуалировать свои угрозы. Казалось бы, слова о том, что Карлос имеет все шансы не дожить до зрелого возраста, должны были вызвать в любящей матери ужас и заставить начать обещать всё, что угодно великому герцогу или угрожать в ответ. Но, видимо, Изабель не была по-настоящему любящей и заботливой матерью, раз не это волновало её больше всего. Потому что все мысли вдовствующей королевы были сейчас лишь о том, что сказал брат о ней самой. И от мыслей этих бросало то в жар, то в холод, и хотелось смеяться и рыдать одновременно.
Ему не было всё равно на неё, даже после стольких лет отчуждения и видимого равнодушия, после её (Точнее, не её, но разве это имеет значение, когда она самолично вывела под диктовку каждое слово?) оскорбительных писем, после того, как она поменяла веру, в конце-то концов, даже если во внезапную религиозность брата верилось откровенно с трудом! Потому что иначе не переходят вот так вот на "ты", не говорят, что больно, не называют так, как уже много лет никто не называл.
Или всё-таки было? "Ты не моя сестра". Мимолётная эйфория мгновенно сменилась чернейшим отчаянием, почти таким же беспробудным, как тогда, много лет назад, когда пришлось коротать долгие дни в материнском замке до самого отплытия в Айтану. От этих воспоминаний королеву накрыло волной такой острой злобы, что она вновь невольно слишком сильно сжала подставленный братом локоть. Впрочем, вспышка эта длилась не долго, ровно до того момента, как Изабель вспомнила, что у Вольфганга были все основания вычеркнуть её из списка своей семьи давным-давно. Ведь никому не придёт в голову любить и уважать того, кто лишь чудом не погубил...
- А что ты хочешь взамен? - Эльзе выпалила это просто и прямо, резко остановившись посреди аллеи и буквально впившись в брата глазами. Кто бы мог подумать, что сейчас королева-регент ставит на кон не пресловутые колониальные земли, не собственную власть и даже не благополучие своих детей! Это потом придётся расплачиваться за сиюминутную слабость, мучительно выторговывая не столь унизительные условия, но здесь и сейчас Изабель была готова отдать что угодно за один тёплый взгляд, одно ласковое слово стоявшего напротив человека. Только это сейчас и имело значение, а не кого нужно казнить, чтобы выжить.

0

9

Он почувствовал, как сестра сильно до боли сжала его руку, а значит, он все-таки смог ее по-настоящему задеть. Он хотел этого, хотел, что бы ей было так же больно как ему тогда, в те дни когда он читал ее письма, но вот только почему он не испытывал удовлетворения или хотя бы злорадства. Почему во имя создателя, причиняя ей боль, он причинял ее и себе. Да что с ним не так? Вольфганг помнил, чувство жестокого удовлетворения, когда смотрел в лицо умирающего отца и рассказывал ему как он разрушит все то чем папенька так гордился. Как он его сын Вольфганг достигнет с Бергмарком таких высот, что имя его предшественника если не сотрется из памяти, то станет лишь никому не нужной строчкой в летописи. Как он расправится с его фаворитами, бастардами, любовницами, что он снесет даже его любимый охотничий замок. И он выполнил все, что обещал, дошла очередь и до столь дорогих сердцу Карла Второго айтанских соглашений. Но вот сейчас наслаждаться чувством мести не выходило, вместо него было чувство вины и боль, от которой хотелось плакать.
Великий герцог уже совсем запутался, не понимая, что чувствует, Эльзе сводила его с ума. Ему хотелось то ли ударить сестру, то ли прижать в к себе в объятиях. Обычно ему удавалось понимать женщин, они ему нравились, не в сексуальном плане конечно, но нравились, вызывали уважение, но сестра была исключением, рядом с ней он переставал понимать не то что ее, но и себя.
- Чего я хочу? – Он не скрывал иронии. – Вопрос, можешь ли ты мне это дать, или это просто обещания, которые потом не утвердит ни совет, ни мой племянник? – Ее прямота несколько сбила его с настроя. Вольфганг действительно не мог понять, королева настолько отчаялась или это просто игра с целью ввести его в заблуждение.
Последние несколько дней он и так и эдак крутил в голове свой план. Прикидывал, могли ли его разгадать. Дряхлый архиепископ точно нет, Валера скорее нет, чем да, проницательность племянника  он в расчет не брал, так как в нее не верил, а вот сестра. Северянин знал, что она будет опасна, но теперь окончательно запутался. Вольфганг действительно хотел поживиться, чем ни будь на юге, но главное он хотел втянуть Айтану в войну, причем ему было все равно, будет ли Айтана воевать против Бергмарка или вмести с ним, королевство все равно должно было проиграть. Казалось еще один его ход и Айтана окажется в цугцванге, он не может сейчас позволить эмоциям взять верх. Или может?
- Чего я хочу. - Снова повторил он. - В голове крутились одна мысль: «а что если я попрошу твою любовь или хотя бы прощение?». Но сказал он другое. – Ваш бодрящийся архиепископ пообещал мне муки ада. Епископ Альфонсо был благоразумней и обещал мне Аль- Медейю, что само по себе уже интересней, но это ведь будет слишком просто для вас, отдать мне то что было моим, взамен на то что мое. Для Вольфганга ван дер марка Аль-Медейа это слишком много, а для Великого герцога Бергмарк слишком мало. – Он так и не набрался смелости посмотреть сестре в глаза, просто использовал старый трюк глядя в точку над переносицей. – Нет, от Айтаны мне нужно, то, что вам дорого, потерю чего вы почувствуете, вы должны заплатить, по-настоящему заплатить. За все, что вы сделали, за те унижения, что причинили. Подумайте. – Вольфганг сорвался и уже сам не понимал, говорит он о себе или о своей стране. В конце аллеи мелькнули неспешно приближающиеся тени, видимо придворные начали разыскивать свою королеву, справедливо полагая, что северный варвар мог ее и съесть в кустах. На скулах великого герцога появились красные пятна, он наклонился к ней и почти прошептал на ухо. – А еще Ваше величество, я не хочу больше видеть Изабеллу де Рубельос графиню, маркизу и королеву-регента, она выглядит чопорной, лицемерной и при этом не способной что-то решить женщиной, место которой сидеть целыми днями над гробом мужа и читать пустые молитвы, а потом закончить свои дни в монастыре. Я хочу вести переговоры с Эльзе ван дер Марк, вот в ее ум и решимость я верю и поверю в то, что она скажет. – Он действительно верил в свою сестру, она же когда-то смогла сказать ему, что он чудовище. Мужчина поклонился и сделал несколько шагов в сторону. – Если нет, то просто пришлите, того кто в праве что-то решать.

0


Вы здесь » Осколки империи » Отыгранное » Пока молчат пушки


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно